Доктор Фёдор Петрович (Фридрих Иосиф) Гааз был обеспеченным человеком, сделавшим блестящую профессиональную карьеру в медицине. Среди его родственников или знакомых не было ни одного человека с уголовным прошлым. Тем не менее более 30-ти лет жизни он посвятил помощи заключённым, каторжникам и их семьям. Именно доктору Гаазу принадлежат слова “Спешите делать добро!».
Одни люди считали его чудаком, другие – религиозным фанатиком, а третьи – святым. В прямом смысле этого слова.
Помогать заключённым Гааз начал, будучи уже зрелым человеком, популярным московским доктором с обширной практикой и безупречной репутацией.
К этому времени за его плечами была военная кампания 1812-1815 гг. (военврачом он прошёл с русской армией весь путь до Парижа); научно-исследовательские экспедиции на Кавказские минеральные воды; работа главвврачом Павловской больницы, а затем и города Москвы.
Поворотным моментом в судьбе успешного врача стал 1829 год, когда он вошёл в состав только нового Попечительского совета тюрем.
Первое же посещение пересыльной тюрьмы в Москве произвело на доктора потрясающее впечатление. Он с возмущением рассказывал о том, что люди содержались там в полной антисанитарии – хуже, чем скот. Заключённые разного возраста и пола, разной степени вины перед законом находились в одних холодных помещениях, где они сидели и спали прямо на полу.
Многих сковывали тяжёлыми металлическими кандалами, надевали на них ошейники. Кандалы на ногах весили почти 16 кг, а на руках – 6 кг. Их не только тяжело было носить на себе: металл стирал и уродовал руки и ноги, а зимой доводил до обморожения.
Каторжников, отправляемых в сибирскую ссылку, дополнительно ещё приковывали по 8-12 человек к длинному металлическому пруту. Тех, кто обессилел в дороге, более крепкие таким образом тянули за собой.
Столкнувшись с ужасающими условиями содержания заключённых, Фёдор Петрович направил всю свою энергию на то, чтобы облегчить страдания этих изгнанных из общества людей.
Не отрицая того, что преступник достоин наказания, Гааз настаивал: мы не имеем права мучить людей, доводя их до полной потери здоровья и даже жизни; заставляя их окончательно озлобиться на весь мир.
Кроме того, Фёдор Петрович указывал на то, что правосудие иногда совершает ошибки, осуждая невиновных. И тогда всё это выглядит во много раз хуже.
В историю вошёл разговор доктора Гааза с митрополитом Филаретом. Глава церкви сказал: если человек попал в тюрьму – значит, была на то веская причина, невиновных не осуждают. Врач возразил митрополиту: «А как же Иисус Христос?» Возникла неловкая тишина, которую прервал Филарет, признав свою неправоту.
Превозмогая бюрократические препоны, доктор Гааз добился отмены коллективного приковывания каторжников к железному пруту. Следующим его шагом стало облегчение кандалов.
Полной отмены этого средневекового обычая добиться в то время было невозможно, и Фёдор Петрович стал просить о введении облегчённых кандалов, с кожаными вставками изнутри (чтобы железо не стирало кожу). Через несколько лет он добился этого. Стариков от заковывания в цепи и кандалы освободили совсем. Также Гааз «продавил» решение об отмене сбривания половины головы для заключённых-женщин.
Благодаря его стараниям, заключённых и каторжников начали разделять: на мужчин и женщин; на обычных преступников и особо опасных. В тюрьмах и на пересыльных пунктах люди стали получать медицинскую помощь; там стали соблюдаться элементарные правила гигиены.
Фёдор Петрович лично помогал лечением и продуктами каждой группе каторжников, которые накапливались в столичной пересыльной тюрьме перед отправкой в Сибирь. Он продолжал переписываться с некоторыми из них, посылать им книги, материально поддерживать их детей, оставшихся без кормильца.
В итоге, на эту благотворительную деятельность ушло всё его состояние. Гааз продал дом, собственную суконную фабрику, парадную карету для выездов, и последние два десятилетия своей жизни провёл в скромной квартирке при больнице.
Будучи очень религиозным человеком, он ежедневно посещал католический костёл Петра и Павла. Однако после смерти (1853) Гааза отпели и православные священники, а в последний путь проводить его собралось 20 тысяч человек (при том, что всё население Москвы тогда насчитывало 170 тысяч жителей).
Историю хирурга, ставшего священником и проведшего много лет в ссылке, читайте здесь