Михаил Скопин-Шуйский — воевода, принимавший активное участие в борьбе с литовско-польскими захватчиками. Тушинский лагерь Лжедмитрия II был разгромлен под его руководством. Сам он был одним из претендентов на царский престол, имел прозвище “Русский Гектор». Фигура Скопина-Шуйского присутствует на монументе “Тысячелетие России».
В ужасе и беспросветности Смутного времени у народа, отчаявшегося видеть в Василии Шуйском царя, способного остановить безумные нашествия лжецаривичей и иноземных войск, сверкнула надежда — князь Михаил Скопин-Шуйский.
Все шло к тому, что его подвиги в битвах, его ум в государственных делах выдвинут князя, племянника бездетного царя Василия, на первое место в государстве. Однако судьба опять сделала крутой поворот.
Кому выгодна была смерть князя Михаила? Царю, его родственникам? Боярам? Каждый из них мечтал занять место Шуйского.
Рассказ о смерти и погребении Михаила Скопина-Шуйского — подлинная картина народного горя в Москве весной 1610 года. Правда, имя этого героя сегодня несколько позабыто…
Убийство народного героя
Михаил Васильевич Скопин-Шуйский по приглашению царя прибыл в Москву из Александровской слободы — на крестины сына боярина Воротынского. Кумой была одна из многочисленных родственниц, княгиня Марья, дочь Малюты Скуратова.
По совету лицемеров и предателей задумала Марья убить Михаила. Подло, неожиданно, “подобно тому, как в лесу птицу ловят или как рысь нападает».
Когда пир был в самом разгаре, она поднесла Скопину-Шуйскому чашу с питьем. При этом льстила, била челом, поздравляла с крестником. В той чаше питье было отравленное. И князь Михаил Васильевич выпил его до дна.
Скоро Скопину-Шуйскому стало плохо. Не допировал он, а поехала к своей матери княгине Елене Петровна.
Когда зашел он в свои палаты княжеские, увидела его мать, взглянула ему в глаза. И ужаснулась. Глаза у него были словно неживые, лицо багровое, “а волосы на голове дыбом стояли».
И заплакала горько мать, и в слезах сказала сыну:
Сколько раз я тебе наказывала: не езди в город Москву, в Москве звери лютые…
Скопин-Шуйский умирал в муках. А весь дом его наполнился криками, плачем и причитаниями.