Цитаты Цвейга, одного из самых популярных новеллистов XX века, давно гуляют по интернету в роли мудрых и оригинальных высказываний, тогда как на самом деле оригинального в них мало. Перефразируя меткое изречение известного советского киноперсонажа: все уже сказано до нас. В общем-то, еще античными философами. Можно лишь пересказать в очередной раз давно известную истину.
Правда, не все могут сделать это емко и красиво. Цвейг мог.
Его произведения — высококачественная массовая литература. А потому его и читают так, как не читают, например, интеллектуала Томаса Манна. Но любят Цвейга не только за простоту, но и за умение пробраться в самую глубь человеческой души, пережить вместе с героем все оттенки страсти, страха, горечи и прочих чувств. Читатель на страницах его новелл узнает себя, своих близких, знакомых и т.д.
В новелле “Закат одного сердца» речь идет о человеке, коммерсанте Соломонсоне, который безвозвратно утратил смысл жизни. Безвозвратно, но незаметно даже для самых близких.
Жил себе человек, работал, богател. Зарабатывал деньги не для себя, а прежде всего для дочери. И вдруг понял, что совсем не знает ее. Что она уже не ребенок, а взрослая, притом порочная женщина (ее пороки современному читателю кажутся детскими).
Итак, он узнал, что его незамужняя дочь проводит ночи не в своей постели.
Сперва был гнев, после — душевная опустошенность. Старик стал умирать. Не от болезни, а от равнодушия к жизни.
Вот как описывает автор то, что происходило в душе его героя:
Внезапно воцарилась зловещая тишина, воцарилась там, где только что билось теплое, переполненное сердце: там стало пусто, холодно и жутко.
Герой Цвейга стал молчаливым, нелюдимым, замкнутым. Окружающие замечали странности, но не придавали им особого значения. Когда старик узнал, что болен, он от лечения отказался. Зачем, если он и так был уже мертв?
Дочь так и не узнала, что “убила» отца.
В феврале 1942-го газеты пестрили заголовками “Писатель Стефан Цвейг совершил самоубийство».
В годы Второй мировой эта новость не могла долго оставаться сенсацией. Тем не менее и тогда, и позже было высказано много предположений о причинах суицида. Но нет ни одного убедительного.
Цвейгу везло с самого рождения. Он был баловнем судьбы. Родился в очень обеспеченной семье, получил блестящее образование, печатался с шестнадцати лет. В то время как многие его коллеги прозябали в нищете и писали “в стол», он получал огромные гонорары.
Везло ему и с женщинами. С первой женой прожил двадцать лет, в 1938-м женился на своей секретарше, готовой отдать за него жизнь (как оказалось, не в переносном, а в буквальном смысле).
В 1934 году писатель покинул Австрию. В 1940-м перебрался в Рио-де-Жанейро. В тюрьме не сидел, не бедствовал, страшными недугами не страдал. Однако 22 февраля взял да и выпил веронала на пару со своей горячо любимой женой.
Ремарк как-то сказал, что все дело в одиночестве, оно, дескать, и сгубило Цвейга и его жену. Но как могут испытывать одиночество два любящих друг друга человека, находящихся вместе?
Здесь стоит привести цитату из новеллы “Закат одного сердца»:
Для того чтобы нанести сердцу сокрушительный удар, судьба не всегда бьет сильно и наотмашь; вывести гибель из ничтожных причин — вот к чему тяготеет ее своеволие.
Быть может, в какой-то он подобно старику Соломонсону Цвейг понял, что любимого им мира больше нет (война для многих разделила жизнь на “до» и “после»). И понял это еще в 30-х. На венских улицах гитлеровские агитки, в старые кафе вход только для неевреев. Начало закату сердца могла положить любая мелочь, вроде фашистского плаката (мелочь на фоне ужасов войны). А когда в душе человека “воцаряется зловещая тишина», его уже не спасти.
И возможно, где-то рядом с нами есть человек, которого обвиняют в равнодушии, лени, даже эгоизме. Вспоминают, что был он не всегда таким, но в какой-то момент “испортился». И никто не знает, откуда возникло его всех раздражающее равнодушие. Он и сам, наверное, не помнит. Просто какая-то струна в его душе оборвалась, а без нее эта самая душа мертва.