Часто можно видеть комментарии к фильмам, хорошим и плохим: «Да быть такого не может! Чушь!».
Во-первых, в жизни бывает всякое. Случается порою такое, во что поверить может только очевидец. Во-вторых, в кино и литературе неуместен скептицизм. Если речь о настоящем искусстве.
Где это видано, чтоб дворянки под паровозы бросались? Или чтоб дворянин отказывался от положения в обществе ради каторжницы? Или чтоб убийца пришел каяться, зная, что у следствия нет доказательств и что после признания он черт знает сколько лет проведет на каторге?
«Так не бывает» встречается очень часто и в кинематографе. Только в плохих фильмах это бросается в глаза, а в хороших это замечают только те самые скептики-зануды.
Об этом написал и режиссер Александр Митта в своей книге «Кино между адом и раем», где, можно сказать, раскритиковал один из самых известных своих фильмов.
«Экипаж» в 1980-м посмотрели 80 млн человек. Картина стала сенсацией. А как иначе? Здесь и любовь, и героизм, и невероятный по напряжению финал.
Но мало правды.
Для режиссера очень важно поставить зрителя в состояние тревожного ожидания и беспокойства — саспенс. А момент саспенса, как говорил Хичкок, должен быть расиянут во времени. Митта называет это агрессивным элементом киноязыка, без которого порою невозможно вызвать сильные чувства у зрителя.
Этот прием несколько раз использован в «Экипаже». Например, в сцене землетрясения: самолет едет 20 км по дороге, вокруг взрывы, пожар. А он все едет. Или другой эпизод: лавина нефти катится с горы на летное поле. Это продолжается минут пять. Впрочем, само по себе это явление возможно только на экране (нефть в принципе не может катиться с горы).
Это не обман. Зрителю нужно, чтоб герои спаслись, и они спасутся. Но прежде они попадут в невероятно сложную ситуацию. В 1980-м на несостыковки в «Экипаже» немногие зрители обратили внимание, потому что фильм хороший и снять в новом для советского зрителя жанре.
Однако эффектный финал — это, конечно, хорошо. Зритель должно дойти до него, не уснуть, прежде чем нефть начнет катиться на летную полосу. Для этого есть универсальное средство, которое используют писатели на протяжении столетий: выдача информации порциями.
И Митта в своей книге рассказывает наглядную историю о советском кино, знаменитом дрессировщике и… свиньях.
История произошла еще до войны, когда снимали первый фильм по повести Гоголя «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Там была сцена, где свинья мчится по длинному коридору, подбегает к чиновнику, выхватывает у него бумагу и съедает ее.
Как снять такую сцену без дрессировщика?
Позвали Дурова.
Тот потребовал 700 рублей, пять свиней, ящик коньяка и три ящика варенья. Получив все, кроме денег (их ему заплатили после съемок), он исчез на два месяца.
Перед самым началом съемок оказалось, что в цирке у Дурова коньяка больше нет, а свинья только одна. На недоуменный вопрос директора картины дрессировщик без обиняков ответил: «Употребили».
Но свинью он все-таки заставил сыграть.
Он появился на съемочной площадке без бичей и всяких цирковых атрибутов. Заверил, что пробы не нужны и приказал включить киноаппарат. Затем вымазал вареньем пол по маршруту свиньи до самого чиновничьего стола, сдобрил этим же вареньем бумагу, которую она должна была съесть.
В общем, хрюшка побежала, эпизод сняли. Дуров получил свои 700 руб, хотя директор и возмущался его обманом с коньяком и теми несчастными четырьмя свиньями.
История, возможно, не очень правдивая. Фильм вышел в сорок первом. Владимира Дурова не стало в 1934-м. Но главная мысль этой истории такова:
Весь путь режиссер мажет вареньем. И поросенок бежит, куда режиссер пожелает. Варенье — информация, удовлетворяющая любопытство. Поросенок — зритель.
Сравнение грубое, но верное.